Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (
К Митрофану.)
Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (
К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что
мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
—
Мама! Она часто ходит ко мне, и когда придет… — начал было он, но остановился, заметив, что няня шопотом что — то сказала матери и что на лице матери выразились испуг и что-то похожее на стыд, что так не
шло к матери.
— Скорее
идите к нам, скорее —
мама сошла с ума.
Объясню заранее: отослав вчера такое письмо
к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем)
послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же, в течение дня, должен был ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и принял своего рода меры: с утра еще он перевел
маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала в постели) наверх, «в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная», были усиленно прибраны и выметены.
Было уже восемь часов; я бы давно
пошел, но все поджидал Версилова: хотелось ему многое выразить, и сердце у меня горело. Но Версилов не приходил и не пришел.
К маме и
к Лизе мне показываться пока нельзя было, да и Версилова, чувствовалось мне, наверно весь день там не было. Я
пошел пешком, и мне уже на пути пришло в голову заглянуть во вчерашний трактир на канаве. Как раз Версилов сидел на вчерашнем своем месте.
— Почему вы сказали: наверно не воротится? Что вы подразумеваете? Он
к маме пошел — вот и все!
— А Господь его ведает, батюшка. Проявился у нас жид какой-то; и отколе его принесло — кто его знает? Вася,
иди, сударик,
к маме; кш, кш, поскудный!
— Знаю, — и за руку Саша
Маму к портрету тащит,
Мама идет против воли.
— Вы точно хотите
идти теперь
к маме со мною?
к маме, которая уверяет, что… что все это между нами невозможно — и никогда сбыться не может?
— Покорно благодарю вас, Эмилий Францевич, — от души сказал Александров. — Но я все-таки сегодня уйду из корпуса. Муж моей старшей сестры — управляющий гостиницы Фальц-Фейна, что на Тверской улице, угол Газетного. На прошлой неделе он говорил со мною по телефону. Пускай бы он сейчас же поехал
к моей
маме и сказал бы ей, чтобы она как можно скорее приехала сюда и захватила бы с собою какое-нибудь штатское платье. А я добровольно
пойду в карцер и буду ждать.
Я в 6 часов уходил в театр, а если не занят, то
к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской волк, радовался, что я
иду на войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй
мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
— Верьте мне, верьте, — говорила она умоляющим голосом, прижимая
к себе то одну, то другую, — ваш папа приедет сегодня, он прислал телеграмму. Жаль
мамы, и мне жаль, сердце разрывается, но что же делать? Ведь не
пойдешь против бога!
—
Мама! — сказала Линочка, знавшая мысли матери и не одобрявшая их. — Надо же показать, куда
идти. Сюда
идите… Саша,
к тебе знакомый.
—
Мама, ты не входи ко мне, а только подойди
к двери. Вот что… Третьего дня я заразился в больнице дифтеритом, и теперь… мне нехорошо.
Пошли поскорее за Коростелевым.
— Боже мой, Митя и Коля! — сказала протяжно и радостно Ольга Михайловна,
идя к ним навстречу. — Какие большие стали! Даже не узнаешь вас! А где же ваша
мама?
— А, вы уже позавтракали. Я опоздала.
Мама, можно мне
пойти к Евгении Николаевне?
Елена. Что же,
мама… это для меня партия хорошая. Чего ж ждать-то? Мы живем на последнее, изо дня в день, а впереди нам грозит нищета. Ни
к физическому, ни
к умственному труду я не способна — я не так выросла, не так воспитана. (Со слезами). Я хочу жить,
мама, жить, наслаждаться! Так лучше ведь
идти за Андрюшу, чем весь свой век сидеть в бедном угле с бессильной злобой на людей.
Я написала
маме еще до Нининой смерти о моих успехах, потом
послала ей телеграмму о кончине княжны, а теперь отправила
к ней длинное и нежное письмо, прося подробно написать, кого и когда пришлет она за мною, так как многие институтки уже начали разъезжаться…
— Э, полно, — отмахнулась она, — нам с тобой доставит удовольствие порадовать других… Если б ты знала, Галочка, как приятно прибежать в класс и вызвать
к родным ту или другую девочку!.. В такие минуты я всегда так живо-живо вспоминаю папу. Что было бы со мной, если бы меня вдруг позвали
к нему! Но постой, вот
идет старушка, это
мама Нади Федоровой, беги назад и вызови Надю.
Но только что забрезжил рассвет,
мама опять
пошла к броду поджидать меня.
Луговину уже скосили и убрали. Покос
шел в лесу. Погода была чудесная, нужно было спешить.
Мама взяла человек восемь поденных косцов; косили и мы с Герасимом, Петром и лесником Денисом.
К полднику (часов в пять вечера) приехала на шарабане
мама, осмотрела работы и уехала. Мне сказала, чтобы я вечером, когда кончатся работы, привез удой.
Под ветром и проливным дождем
мама, в сопровождении дворника Фетиса,
пошла с фонарем
к реке.
К исповеди нельзя
идти, если раньше не получишь прощения у всех, кого ты мог обидеть. Перед исповедью даже
мама, даже папа просили прощения у всех нас и прислуги. Меня это очень занимало, и я спрашивал
маму...
Мы встречались с Конопацкими по праздникам на елках и танцевальных вечерах у общих знакомых, изредка даже бывали друг у друга, но были взаимно равнодушны:
шли к ним, потому что
мама говорила, — это нужно,
шли морщась, очень скучали и уходили с радостью. Чувствовалось, — и мы им тоже неинтересны и ненужны.
И помню я, как он упал на колени, и седая борода его тряслась, и как
мама, взволнованная, с блестящими глазами, необычно быстро
шла по дорожке
к дому.
— Добрый вечер, Николай Ильич! — услышал он детский голос. —
Мама сейчас придет. Она
пошла с Соней
к портнихе.
— Да. Это честно, смело и красиво… Пожимай плечами, иронизируй… «Обездоленные», «страдающие»… Эти самые ушаковцы, которые сейчас с
мамой говорили, — вся земля, по их мнению, обязательно должна перейти
к ним одним. Как же, ведь ихняя барыня! А соседним деревням они уж от себя собираются перепродавать. Из-за журавля в небе теперь уже у них
идут бои с опасовскими и архангельскими. Жадные, наглые кулаки, больше ничего. Разгорелись глаза.
Лиза. Катя, Катечка! Где Катя? Алеша приехал. Ментиков, голубчик, ненаглядный, где Катя? Вы знаете, Алеша приехал, и, значит, дело
идет на мировую. Какой Алеша красавец, и с ним какой-то, тоже красавец. Ментиков, вы это понимаете: значит, зимой я еду
к ним, и никакая
мама меня не удержит. Вы не грустите, мы вместе поедем. Если бы я не была такая взрослая, я бы вас поцеловала, а теперь… (С силою хватает упирающегося Ментикова за руки и кружит по комнате. Убегает с криком.) Катя! Алеша приехал!
Мама пошла в Еньково,
к старухе.
— Плох насчет нашей работы, — согласилась Мавра, — мало понимает. «Я, говорит,
мама, только курочек на своем веку и видел…» Раз
послал его хозяин дровец порубить, а девка из сарая в щелку и поглядела: отрубит колышек, и
к глазам его, — значит, плох глазами, опытности у него в глазах нету… «Вы, говорит,
мама, не опасайтесь: я хоть на работу плох, а одним чтением на подани заработаю». Ну, а где там! Подань у нас тяжелая!
—
Пойдем… милая дочка…
пойдем… веди меня
к маме… — взял он Аленушку за руку.
— Юля, Юленька, — позвала она девочку, —
мама идет, беги
к ней навстречу.
—
Мама, голубчик, — сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо
к ее лицу. — Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузьминишна
послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… — говорила она быстро, не переводя духа.
— Ах, что я делать буду?! Меня ждут
к обеду дома!
Мама беспокоится, верно.
Идем скорее, нам по дороге…